Антагонизм репродукции и долгожительства

Гипотетический организм, «демон Дарвина», начинает репродукцию при рождении и продолжает оставлять потомство всю свою долгую жизнь. Естественный отбор способствует такой одновременной максимизации репродукции и продолжительнос­ти жизни, поскольку это приводит к увеличению генетического вклада особи в следующее поколение.

2002) . Старение (в виде репродуктивного старения) появляется уже у асимметрично делящихся одноклеточных организмов, та­ких как некоторые прокариоты (например, Caulobacter crescentus) и одноклеточные эукариоты, в качестве адаптации к стационарной фазе роста и размножения при недостатке пищевых ресурсов (Hei­ninger, 2002).

В современной геронтологии взаимосвязь продолжительности жизни и репродукции рассматривается с двух позиций: 1) ограни­ченная продолжительность жизни — это прямая «цена за репро­дукцию», отвод ограниченных ресурсов (белков, липидов, энер­гии) от соматического роста и поддержания жизнеспособности данной особи (Patel et al., 2002); 2) продолжительность жизни мо- 292 дифицируется молекулярными сигналами, продуцируемыми го­надами (Hsin, Kenyon, 1999).

Обратная зависимость между репродукцией и продолжитель­ностью жизни подразумевается эволюционными теориями старе­ния — теорией антагонистической плейотропии (генетический компромисс) и теорией отработанной сомы (метаболический ком­промисс) (Williams, 1957; Kirkwood, 1977) и доказывается много­численными экспериментами.

Так называемая «цена за репродукцию» состоит из затрат на яйцепродукцию и на само скрещивание. Так, у самок отмечена значительная «цена» самого спаривания, возникающая в результа­те восприятия вместе с семенной жидкостью «полового пептида», угнетающе действующего на их приспособленность. Для самцов цена за репродукцию возникает преимущественно в результате ак­тивности, связанной со скрещиванием, например при ухаживании и копуляции (Davies et al., 2005). Подробнее этот аспект проблемы будет освещен в разд. 5.2.

Темп смертности дрозофил резко возрастает в начале старения, но несколько замедляется в старости. Вполне вероятно, что старение эволюционировало как результат повреждающего дейст­вия ранней репродукции, что сопровождалось ускорением смерт­ности в начале репродукции с последующим ее замедлением после пика размножения. Известно, что у линий дрозофилы с поздней репродукцией продолжительность жизни всегда выше, чем у ли­ний с ранней репродукцией. Доминантная мутация ovC¹¹ останав­ливает оогенез на стадии 4. Скрещивание самцов с данной мута­цией с самками линий, отселектированных на раннюю («молодая» линия) и позднюю («старая» линия) репродукцию, привело к ис­чезновению различий в смертности между этими линиями.

дой» линии, чем у «старой», как и предполагает гипотеза о роли ранней плодовитости в определении смертности (Sgro, Partridge, 1999). Анализ взаимодействия между возрастным паттерном яйце­продукции и смертностью самок средиземноморской мухи (Cera- titis capitata) показал, что индивидуальная гибель связана с дина­микой траектории яйцепродукции. В выборке из 531 мухи каждая особь имела характерную динамику изменения скорости откладки яиц с возрастом, предопределяющую индивидуальную скорость репродуктивного истощения, по которой можно было предсказы­вать смертность. Чем больше был остающийся репродуктивный потенциал, тем ниже последующая смертность (Muller et al., 2001).

По-видимому, «цена за репродукцию» наиболее выражена при неблагоприятных условиях существования вида, когда в полной мере проявляются генетический и метаболический компромиссы приспособленности. В отличие от постоянного давления на попу­ляцию неблагоприятных факторов среды, приводящего у коротко­живущих видов к отбору в пользу максимальной ранней репродук­ции и ускоренному старению, умеренные стрессовые воздействия (пищевой, температурный, окислительный, осмотический и гено­токсический стрессы) могут вызывать гормезис — увеличение продолжительности жизни. Однако зачастую такое увеличение со­провождается состоянием диапаузы, т. е. снижения или остановки репродукции.

Так, уже упоминашаяся бабочка-монарх характеризуется иск­лючительной долговечностью перезимовывающих мигрантов, ко­торые пребывают в состоянии репродуктивной диапаузы вслед­ствие подавления синтеза ювенильного гормона (Herman, Tatar, 2001). В ответ на понижение температуры окружающей среды и короткую фотофазу дрозофила также вступает в поверхностную репродуктивную диапаузу, приводящую к задержке оогенеза и за­медлению старения (Tatar, 2004). Ограничение диеты увеличивает продолжительность жизни у большинства организмов. Единич­ные мутации, например в инсулин/ЮР-1-сигналинге, контроли­рующем рост и метаболизм, также способны продлевать жизнь у эволюционно далеких организмов, таких как нематоды, дрозофи­лы и грызуны.

Регуляторные пути фертильности и старения тесно связаны. Исследования механизмов, регулирующих продолжительность жизни, привели к идентификации эндокринных сигнальных кас­кадов, контролирующих как старение, так и плодовитость. Сиг­налиш^- инсулина является одним из таких путей. У нематоды Caenorhabditis elegans он влияет на фертильность и старение анта­гонистическим образом. При благоприятных условиях и обилии пищи выработка инсулина активизирует процессы роста и раз­множения, одновременно подавляя стрессоустойчивость и снижая длительность жизни (Seehuus et al., 2006). У C. elegans снижение активности вителлогенин-кодирующих генов vit-2 и vit-5 (регу­лируемых рецептором Daf-2 желточных белков) увеличивает про­должительность жизни (Seehuus et al., 2006). Возможно, что инсу­линоподобные сигналы регулируют старение нематод через вто­ричные сигналы — стероиды (Tatar, 2004). При этом снижение функционирования DAF-2 (инсулиноподобного рецептора) с по­мощью РНК-интерференции на стадии личинки влияет только на плодовитость взрослой особи, тогда как подавление этого ре­цептора на взрослой стадии изменяет только продолжительность жизни. Следовательно, можно сделать вывод, что плодовитость и продолжительность жизни у нематод регулируется инсулиновым сигналингом независимо друг от друга (Giannakou et al., 2004). У нематод спаривание снижает продолжительность жизни гер­мафродитов вдвое. Хотя данный эффект не зависит от гена daf-2, но он опосредован daf-16 (подавляемым инсулиновым сигна­лингом транскрипционным фактором семейства FOXO) (Gems, Riddle, 2000).

У Drosophila melanogaster инсулиновый путь также увели­чивает репродуктивную способность взрослых особей, обеспе­чивая рост яичников при развитии личинки и снижение продол­жительности жизни взрослых самок (Seehuus et al., 2006).

Таким образом, у дрозофилы ювенильный гормон является ча­стью инсулинового механизма. Он антагонистически регулирует экспрессию гена vitellogenin (предшественника желточного белка) и продолжительность жизни. У мух ювенильный гормон увели­чивает репродукцию самок, снижает устойчивость к оксидатив- ному стрессу и укорачивает продолжительность жизни. Напро­тив, лишение дрозофил инсулинсинтезирующих клеток снижает фертильность, увеличивает устойчивость к оксидативному стрес­су и увеличивает продолжительность жизни. Инсулиновые пепти­ды дрозофилы проходят через медиальный секреторный нейрон в corpus cardiacum, проецирующийся в вырабатывающий юве­нильный гормон corpus allatum. Следовательно, гонадотропный сигналинг ювенильного гормона, контролируемый инсулином, ре­гулирует устойчивость к окислительному стрессу и продолжи­тельность жизни дрозофилы (Seehuus et al., 2006). У дрозофил сверхэкспрессия dFOXO в жировом теле взрослой мухи (экви­валент печени и белой жировой ткани млекопитающих) приво­дит к 20—50%-ному увеличению продолжительности жизни и к 50%-ному снижению плодовитости (количества отложенных яиц на самку). Влияния на продолжительность жизни у самцов не на­блюдали (Giannakou et al., 2004).

Как оказалось, гормоны, задействованные в размножение мле­копитающих и человека, могут оказывать непосредственное регу­лирующее действие на FOXO. В зернистых клетках развивающе­гося яичника фолликуло-стимулирующий гормон (FSH) индуци­рует фосфорилирование FOXO1 и его выход из ядра, подавляя трансактиваторные эффекты (Cunningham et al., 2003). Эстроген индуцирует p21-активированную киназу 1 (Pak1), которая в свою очередь фосфорилирует и инактивирует FOXO1 PBK-независи­мым образом (Mazumdar, Kumar, 2003). В ответ на действие эстро­гена происходит также фосфорилирование и активация Akt/PKB, что вызывает PBK-зависимое подавление FOXO1 (Lengyel et al., 2007). Активация рецептора андрогена также приводит к инги­бированию FOXO1. Данная репрессия обусловлена непосредст­венным белок-белковым взаимодействием между FOXO1 и анд- рогеновым рецептором (Li et al., 2003). В свою очередь FOXO3a является ключевым активатором транскрипции гена a-рецеп­тора эстрогена (ERa) (Guo, Sonenshein, 2004). FOXO3a форми­рует комплекс с FOXM1 для усиления FOXM1-зависимой транс­крипционной активности экспрессии ERa (Madureira et al., 2006). FOXO1 увеличивает трансактивацию ERa через эстроген-респон- сивные элементы. Напротив, ERa подавляет FOXO1-опосредо- 296

ванную трансактивацию через инсулин-респонсивную последова­тельность (Schuur et al., 2001). Следовательно, половые гормоны выключают FOXO при благоприятных для роста и размножения условиях среды, что снижает стрессоустойчивость и ускоряет ста­рение организма. В то же время FOXO (наравне с увеличением стрессоустойчивости при неблагоприятных условиях среды) под­готавливает клетки к более быстрому восприятию сигналов роста и размножения, когда условия станут вновь благоприятными.

Таким образом, условия окружающей среды (через естествен­ный отбор в популяции или соматический стресс-ответ на уров­не индивидуума) регулируют плодовитость и продолжительность жизни антагонистическим образом. В одних условиях стимули­руется репродукция, но ускоряется старение, тогда как в других — увеличивается продолжительность жизни, но происходит подав­ление размножения. Другим важным аспектом проблемы следует считать изучение молекулярных механизмов влияния гонад на скорость старения.

Согласно распространенной точке зрения, репродукция сама по себе, или процессы, делающие ее возможной, напрямую нано­сят соматические повреждения (Partridge et al., 2005а). В 90-х го­дах XX века появились экспериментальные данные, указывающие на молекулярные механизмы участия герминативных клеток в формировании потенциала продолжительности жизни. Вскрылись факты, свидетельствующие о том, что при потере сперматогенеза круглыми червями Caenorhabditis elegans продолжительность их жизни увеличивается на 65 % (van Voorhies, 1992). Гибель герми­нативных клеток-предшественниц Z2 и Z3 увеличивает продолжи­тельность жизни нематоды на 60 %, а также повышает устойчи­вость к окислительному стрессу. Это увеличение — не результат стерильности или отсутствия затрат на репродукцию, поскольку удаление целостной репродуктивной системы (герминативной ли­нии и соматических гонад) не влияет на продолжительность жиз­ни нематод. Скорее изменение продолжительности жизни инду­цируется пролиферирующими стволовыми половыми клетками. Возможно, что стволовые половые клетки влияют на продол­жительность жизни через воздействие на выработку стероидных гормонов (Guarente, Kenyon, 2000; Arantes-Oliveira et al., 2002). Для того чтобы животные, лишенные половых клеток, жили доль­ше, чем в норме, необходим ген, кодирующий DAF-12 — ядерный гормональный рецептор, и ген, кодирующий DAF-16 — транс­крипционный фактор из семейства Forkhead. Подобный эффект воспроизводится генетически: мутанты mes-1(bn7), теряющие по­ловые клетки, являются долгоживущими, так же как и аналогич­ные glp-1(q158)-мутанты. Ген glp-1 кодирует рецептор сигнала

пролиферации половых клеток, который вырабатывается клет­ками дистального конца соматической гонады. У £1р-1(д158)-му- тантов стволовые клетки Z2 и Z3 генерируют лишь небольшое число половых клеток, которые затем вступают в мейоз и диффе­ренцируются как спермии. У обоих мутантов увеличение про­должительности жизни подавляется отсутствием daf-16 и удале­нием клеток-предшественниц соматических гонад (Arantes-Olivei- ra et al., 2002).

Уменьшение продолжительности жизни вызывают только стволовые половые клетки — ни спермии, ни ооциты для этого не требуются. У нематоды, являющейся гермафродитным организ­мом, мутанты fem-3(e1996), не продуцирующие спермии и разви­вающиеся как самки, имеют нормальную продолжительность жиз­ни. Другие мутанты — fog-1(q180), fog-2(q71) и fog-3(q470) — так­же живут обычное время. Мутанты daz-1(tj3), предшественники ооцитов которых подвергаются апоптозу на стадии профазы мейо- за, живут не дольше дикого типа (Arantes-Oliveira et al., 2002).

Таким образом, именно пролиферация половых клеток оказы­вает влияние на продолжительность жизни. Сверхпролиферация половых клеток укорачивает жизнь, а ее отсутствие — удлиняет. Механизм данного воздействия заключается в изменении продук­ции липофильного (стероидного) гормона, который служит ли­гандом ядерного рецептора DAF-12, у взрослых нематод регули­рующим ядерную локализацию DAF-16 в соматических тканях вне гонад (Arantes-Oliveira et al., 2002). Удаление половых клеток увеличивает продолжительность жизни, запуская транспортиров­ку в ядро и активацию транскрипционного фактора DAF-16/FOXO в кишечнике. Репродуктивная система взаимодействует с ки­шечником через сигналинг липофильного гормона (Berman, Ke­nyon, 2006).

Логично предположить, что гены, отвечающие за синтез ли­пофильного гормона, также будут влиять на продолжительность жизни. Мутации гена daf-36 блокируют увеличение продолжи­тельности жизни, вызванное потерей половых клеток. Ген daf-36 кодирует гомолог Риске-подобных оксигеназ, участвующий в сте­роидогенезе и катализирующий первый шаг образования липо­фильного гормона — превращение холестерина в 7-дегидрохоле­стерин. Экспрессия DAF-36 наиболее обширна в кишечнике — главной жирозапасающей ткани нематод. Далее гормональные предшественники из кишечника модифицируются в периферий­ных тканях, экспрессирующих другой фермент — DAF-9 (Beck- stead, Thummel, 2006; Rottiers et al., 2006). Белок DAF-9 играет роль 3-кетостерол-26-монооксигеназы, модифицирующей 3-кето- стеролы в лиганды рецептора DAF-12 (0⁴-дафахроновую и D''-да- 298

фахроновую кислоты) (Beckstead, Thummel, 2006). Удаление по­ловых клеток может приводить к долгожительству через стимуля­цию daf-9-зависимого синтеза стероида прегненолона (Broue et al., 2007). Ген daf-9 экспрессируется в эндокринных клетках в ряде тканей: гиподерме, сперматеке, специализированной паре клеток в головном ганглии (Beckstead, Thummel, 2006). Недостаток холе­стерина в пище имитирует мутации daf-9 и daf-12 (Beckstead, Thummel, 2006). При своем развитии личинки daf-9 и daf-12 интег- рируют сигналы от инсулин/ЮР-1-пути, опосредуя образование dauer. Следовательно, DAF-12 контролирует выбор между репро­дуктивным ростом и диапаузой dauer, возникающей при неблаго­приятных условиях среды (Gerisch et al., 2007). В неблагоприят­ных условиях DAF-9 неактивен, в результате чего не связанный с лигандом DAF-12 останавливает репродуктивный рост. Согла­суясь с классической моделью регуляции ядерного рецептора, D⁴-дафахроновая кислота блокирует взаимодействие DAF-12 с его корепрессором DIN-1, значительно усиливая способность DAF-12 связывать коактиваторы и активировать экспрессию генов (Beck­stead, Thummel, 2006). Ген kri-1 кодирует консервативный белок с анкириновыми повторами, постоянно экспрессируемый в глотке и кишечнике на постэмбриональных стадиях. Г ен kri-1 (подобно daf-9 и daf-12) подавляет увеличение продолжительности жизни, связанное с потерей половых клеток, но не влияет на продол­жительность жизни животных дикого типа. Он действует неза­висимо от DAF-2. При отсутствии половых клеток DAF-16 в ки­шечнике перемещается из цитоплазмы в ядро, что обеспечивает увеличение продолжительности жизни, а ген kri-1 необходим для такого перемещения (Beckstead, Thummel, 2006).

Интересно отметить, что сигнал от клеток зародышевой линии подавляет не только продолжительность жизни, но и рост у шести видов нематод. Удаление предшественников половых клеток ме­тодом лазерного воздействия приводит к формированию гигант­ских особей. Стерильные мутанты также характеризуются гиган­тизмом. Тогда как сигнал продолжительности жизни зависит от активности DAF-16, сигнал ростовой репрессии не зависит ни от данного фактора, ни от белка DBL-1 (гомолога белка трансформи­рующего фактора роста), определяющего рост у нематоды. Следо­вательно, механизмы роста и продолжительности жизни у нематод различны (Patel et al., 2002).

Таким образом, повышенная репродукция у различных орга­низмов часто ассоциирована со снижением продолжительности жизни, что может быть объяснено «ценой за репродукцию» и сиг- налингом герминативной ткани. Значит ли это, что обратная за­висимость между репродукцией и продолжительностью жизни

должна быть облигатной? Нет, не значит, поскольку сущест­вуют возможности разъединения этих двух признаков (Barnes et al., 2006).

У Drosophila melanogaster в отличие от нематод, у которых удаление стволовых половых клеток увеличивает продолжитель­ность жизни червей-гермафродитов, продолжительность жизни стерильных самок уменьшается. Исследования продолжительнос­ти жизни у мутантов germ cell-less и tudor, потерявших пролифе­рирующие герминативные клетки, показали снижение продолжи­тельности жизни самок по сравнению с контролем, что противоре­чит теории «цены за репродукцию». У самцов потеря половых клеток либо не вызывает изменений, либо слегка увеличивает про­должительность жизни. Барнс с соавторами (Barnes et al., 200б) делают преждевременный вывод о том, что обнаруженные преж­де на нематодах механизмы не распространяются на дрозофил и другие объекты. Однако вполне возможно, что речь идет о плейо- тропном действии данных мутаций. Кроме того, поскольку у не­матод нет самок (либо самцы, лабо гермафродиты, совмещающие гонады самцов и самок), подобный эффект у них нельзя было на­блюдать.

В норме самки дрозофилы живут дольше самцов, однако в дис- генных скрещиваниях, имеющих результатом стерильность по­томков, бесплодные самцы живут дольше самок (Konag, Bozcuk, 1995). Использование гибридного дисгенеза позволило нам про­анализировать продолжительность жизни стерильных самцов и самок дрозофилы, избегая плейотропного влияния мутаций, влия­ющих на плодовитость. Нами было показано, что стерильные сам­цы дрозофил, так же как и нематод, живут дольше плодовитых. Однако стерильные самки, как и в работе Барнса с соавторами (Barnes et al., 2006), жили меньше. Это позволило нам выдвинуть предположение, что нормальные гонады самцов выделяют сигнал, снижающий продолжительность их жизни (возможно, что он го­мологичен липофильному гормону нематод), тогда как гонады самок выделяют сигнал, продлевающий их жизнь. Кроме того, сравнение максимальной продолжительности жизни стерильных самцов и самок, оцененной как время гибели 90 % популяции, сви­детельствует о ее выравнивании, тогда как плодовитые самки жи­вут заметно дольше плодовитых самцов (рис. 15) (Шапошников, Москалев, 2007).

Противоречат теории «цены за репродукцию» и результаты изучения особенностей жизни замбийского слепыша (Cryptomys anselli). У данного животного спаривание позволяет задержать старение. Слепыши живут семьями, в которых спаривается толь­ко пара-прародительница, а их потомки не спариваются. Ока- 300

Рис. 15. Время 90%-ной смертности стерильных (1) и плодовитых (2) особей Drosophila melanogaster (по: Шапошников, Москалев, 2007). По горизонтали — варианты эксперимента (1—4 — самки, 5—8 — самцы); по вертикали — возраст, сутки.

залось, что спаривающаяся пара живет примерно в 2 раза дольше (на 20 лет), чем их «помощники». Показано, что такое различие в продолжительности жизни не связано с социальным статусом особи, внутренними биологическими свойствами или загружен­ностью работой (Dammann, Burda, 2006).

Существует достаточное число видов с низкой смертностью от внешних причин (защищенные от хищников животные). Как и следует из эволюционной теории старения, такие виды характе­ризуются высоким долгожительством. Это позволило даже отнес­ти некоторых из них к нестареющим видам. В то же время у этих видов интенсивность размножения после полового созревания с возрастом снижается незначительно или остается на одном уровне. Другой известный пример — общественные насекомые (пчелы, осы, термиты, муравьи). Самки общественных насеко­мых потеряли отрицательную корреляционную связь между пло­довитостью и старением, наблюдающуюся у одиночных видов. Так, медовые пчелы имеют две формы самок: долгоживущую ре­продуктивную матку, физиологически предназначенную для от­кладки яиц и факультативно стерильных рабочих, проявляющих гибкий паттерн продолжительности жизни. Матка может проду­цировать более 1500 яиц ежедневно и при этом жить 1—5 лет. Рабочие пчелы могут доживать до 10 месяцев, однако обычно жи­вут 4—6 недель. Малая продолжительность жизни у них возни­кает при неблагоприятных условиях, поскольку рабочие пчелы пе­реключаются с гнездовой активности на добывание пищи спустя 2—3 недели после начала взрослой жизни и в норме живут

1—3 недели при активном кормодобывании. Кормодобывание, очевидно, связано с высокими рисками гибели (Seehuus et al., 2006). Старение пчел может быть обусловлено влиянием юве­нильного гормона и гена вителлогенина — предшественника жел­точного белка. Траектории развития маток и рабочих пчел рас­ходятся на стадии личинки путем эндокринного переключения (Seehuus et я1., 2006). Большая продолжительность жизни маток общественных насекомых по сравнению с рабочими предсказы­вается эволюционными теориями старения: матка полностью за­щищена от внешней смертности благодаря гнезду и солдатам, а также ухаживающим за ней рабочим, что позволило увеличить время репродуктивной жизни и замедлить старение (Jemielity et al., 2005).

Таким образом, эволюционные теории старения (теория анта­гонистической плейотропии и отработанной сомы) и экспери­ментальные работы свидетельствуют в пользу антагонистических взаимоотношений продолжительности жизни и интенсивности размножения. По-видимому, это обусловлено двумя причинами: действием на соматические клетки липофильных гормонов, выделяемых герминативными тканями, и перераспределением имеющихся в ограниченном количестве энергетических и пла­стических ресурсов на нужды размножения в ущерб репарацион­ным процессам.